Александр Куприянов, ИТ-директор, НПО им.С.А.Лавочкина: «Закон и Воля. Свобода информации в киберпространстве»

Прознав о моем цикле статей в IT Manager о свободе и воле в новых информационных системах [2], американский коллега из своего чикагского далека посоветовал непременно вынести в заголовок слово «Закон» и развернуть текст в этом направлении.

Новая социальная среда обитания, в которой люди действуют, создают объекты собственности, заключают сделки, осуществляют платежи, воруют, мошенничают на миллиард с хвостиком долларов в год, не может обходиться без регулирования, в том числе адекватного института права и его защиты.

В скоротечных фейсбучных обсуждениях почти сама собой прорезалась мысль не относить эту тему к эксклюзивному ведению политиков, как оно представляется скользящему по облачной киберповерхности рассеянному взгляду. Они не столько определяют, сколько формулируют часть базовых принципов жизнеустройства. Наверное, историческое выступление Хилари Клинтон о свободе Интернета — политическая пена на живом пиве (прошу прощения, процессе) технологически оплодотворенного преобразования общества; однако невозможно обойти вниманием артикулированное в нем американское «...видение мира, в котором все люди пользуются свободой самовыражения, свободой вероисповедания, свободой от нужды и свободой от страха» в его киберпространственных измерениях [3].

Современные технологии, особенно Интернет как способ коммуникации, создали новую среду жизнедеятельности людей, виртуальное пространство (информационная составляющая киберпространства, Вирт), которое мы с вами, знатоки киберпанка, ни за что не спутаем с фантазийным Vurt Джефа Нанна, несмотря на схожесть русского произнесения. В опосредованной компьютерами и смартфонами жизни человечества несущественны линии связи, серверы, компьютеры и способы кодирования, собственно инфраструктурная основа киберпространства. Воспринимаемые нервной системой/психикой сигналы, информация одним словом, — вот что важно.

Экономические странности

Практически неограниченная тиражируемость цифровых информационных продуктов делает возможным и легко доступным не только их пиратское копирование и распространение, но и демпинг. В экономике реального мира незаконный, он под именем Open Source приобретает респектабельность, насквозь пропитанную любовью широкой публики. Google Android, или Sun/Oracle Open Office, к примеру: они что, от комля произведены бесплатным трудом энтузиастов, как Linux или Apache? Продажа товаров по заниженной (исчезающе малой) цене — демпинг, жестоко наказуемый в реальном коммерческом мире и вполне легальный в Вирте, искажает нормальный путь развития бизнеса.

Дорогостоящие цифровые продукты, такие, как виртуальный остров в Project Entropia за $30 000 реальных, виртуальный Амстердам в Second Life за $50 000, виртуальная космическая станция за $100 000 в Project Entropia... Рынок виртуальных объектов на материках компьютерных игр перевалил в годовом исчислении за миллиард долларов [4]. Хотя, пожалуй, неверно уподоблять игры географическим категориям. С точки зрения правовой организации это скорее штаты, субъекты большой сложно устроенной страны со слабо оформленным государственным устройством, конституционные особенности которых определяются лицензионными соглашениями с конечными пользователями, EULA [5].  Только на их основе могут возникать и обретать товарную форму продукты такого рода.

Уже названные, хорошо известные особенности виртуального производства и товарного обращения демонстрируют необходимость специфического правового регулирования в Вирте, не имеющего подходящих аналогов в Реале.

Политико-правовые коллизии

Международный политбомонд, стремясь возглавить движение по переселению народов в Вирт, силится протащить в него непереработанный багаж представлений, порожденных ушедшими веками государственного строительства — государственные границы (национальное киберпространство), войны разных степеней горячести, Берлинскую стену, права личности в формулировке Ф. Д. Рузвельта и т.д. Его представители продолжают наложившую яркий отпечаток на их юность борьбу против авторитаризма, исчезнувшего в 1989 г [6]. 

Свобода вероисповедования от формального переноса в киберпространство превращается в марктвеновской нелепости формулу и вынуждает вспомнить диалог:

«— Кроме Духа, ничего не существует?
— Ничего, — ответила она. — Все остальное несубстанциально, все остальное — воображаемое.
Я дал ей воображаемый чек, а теперь она преследует меня по суду, требуя субстанциальных долларов. Где же тут логика?» [7]

Политики не хотят понять и не желают принять формулу Лэнгдона Виннера: «Наши безграничные в виртуальной силе технологии — инструменты без инструкций по применению» [8].

Киберколониализм

Бурное развитие ИТ, вызванное к жизни исторически сформировавшейся благоприятной предпринимательской средой, и собственно технологической гонкой, создало США возможность определять долгосрочные тенденции мировых ИТ. Корпорации приложили максимум усилий для создания комфортных условий, в том числе правовых, для собственного распространения и развития. Становление киберпространства как новой универсальной среды обитания человека придало их устремлениям глобальный трансграничный размах.

Оформляющие их интересы говорящие политические головы в последние год–два принялись наперегонки излагать национальные и международные концепции киберпространства. Технологическую стратегию США артикулировал, как и положено, CIO Вивек Кундра, нашлось, что произнести и Бараку Обаме и Хилари Клинтон. Такого рода активность понятным образом объясняется скромным желанием задать удобные себе правила игры, обеспечивающие долгосрочный выигрыш — личный, своей партии, страны.
Госсекретарь США, осовременив формулировки Франклина Рузвельта, наверняка почувствовала себя стоящей с ним и отцами-основателями страны на одной ступеньке исторической лестницы, и с этой высоты масштабно изложила видение своей партии ситуации в кибервселенной, где ей помстились во множестве разросшиеся и разбежавшиеся по киберпросторам виртуальные Берлинские стены, разделяющие народы и партии.

Свобода самовыражения, равно как и новация — свобода анонимности в Сети, — в американской трактовке явно не сумела распространиться на «плохих парней» не только из Алькаиды, Ирана и Китая, но и во многие иные места.

Реверанс в сторону свободы вероисповедания, не имеющей вразумительных сетевых аналогов, бросил тень невнятицы и на свободу от нищеты, задрапированную декламацией о великой уравнительной функции Интернета, микрокредитах и прочих экономических и образовательных радостях для бедноты, обеспечиваемых новейшими ИТ.

Свобода от страха — категория нам, технарям, понятная, — обеспечение кибербезопасности. Ограничение национальными пределами — не для США, областью интересов которых является весь мир. Трепещите «…воинствующие экстремисты, преступные картели, сексуальные хищники и авторитарные правительства…».  Можно похихикать над сравнением «хорошей» и насквозь авторитарной Саудовской Аравии, где женщинам запрещено водить автомобиль, с ее «скверными» соседями Ираном или Палестиной, где власть худо-бедно, но выбирают… Воспоминание о применении в прошлом году США, Израилем и Великобританией кибероружия Stuxnet против ядерных объектов Ирана способно подавить позывы к смеху любой силы даже без ассоциаций с Фукусимой…

Перечисленные  свободы, равно как и свобода подключения, обладают явно инструментальным характером. Они используются в качестве мягкой силы, воздействующей на народы и правительства мира, зависящие от американских кибернетических систем, их хард- и софт-компонент.

Технологическое вмешательство Google, Facebook, Twitter в исторически значимые события североафриканских стран было столь существенным, что саму «арабскую весну» связали с громкими именами этих компаний, отформатировавших по своему усмотрению киберпространства Туниса, Египта… далее по списку. Сами эти компании обрели фактически статус субъекта международных отношений. Прошлогодний конфликт Google с Китаем, переговоры в мае текущего года президента Франции Николя Саркози по международному праву в киберпространстве с руководителями гигантов ИТ-индустрии, попытка (неудавшаяся) провести встречу eG8, на которой, по замыслу, они должны были на равных дискутировать с главами ключевых государств мира, — яркие демонстрации этого тезиса. За Китаем — миллиард+, за Google — миллиардные людские толпы...

Недавние лондонские погромы, технологически основанные на масштабном использовании смартфонов Black Berry (RIM), вынудили Великобританию обратиться за поддержкой все к тем же ИТ-великанам, а они решали, оказывать ли помощь просителю (стране G8), или нет… Принятые правительством меры, если бы они реализовывались в арабском мире, несомненно были бы расценены как нарушение свободы подключений, свободы анонимности…

Создавшиеся возможности информационного манипулирования странами и народами коллективно используются правительствами и ИТ-корпорациями технологически высокоразвитых стран и, в первую очередь, США для управления ими.

Линии обороны

Когда Хилари Клинтон говорит о победе в информационной войне против США непонятного блока из Al Jazeera, China’s CCTV и Russia Today [10], все прекрасно понимают, что сказано это с благородной целью выбивания из Конгресса максимума финансирования для соответствующих американских программ. Однако используемый лексикон говорит о многом. Например, о взгляде на мир через оружейный прицел вопреки красивой либерально-правовой риторике. Если в реальном мире силовое преимущество США может вызывать вопросы, то в киберпространстве оно, безусловно, подавляющее. Возможности американского государства и прописанных в США гигантов ИТ огромны.

Милитаристская логика и фразы побуждают к странным действиям. Как показали выполненные авторитетными высоколобыми йельцами исследования статистики удовлетворенности жизнью жителей Восточной Германии ГДРовского периода, осведомленность о западном образе жизни и доступность западных медиа повышала лояльность населения к собственному авторитарному режиму [11]. Виртуальный глоток свободы смягчал негативное восприятие унылой действительности.

В целом, ограничения информационной свободы играют против установивших их политиков и организаций. Государства мира по-разному выстраивают свои линии защиты от киберколониального давления на народы и правительства. Оставив в стороне Иран с его цензурой и грубым контролем информации в Интернете, заметим, что Китай и Россия схожи в стремлении добиться суверенитета в киберпространстве за счет возрастающей технологической независимости. Развитие в этом направлении хорошо заметно в Китае, стремительно наращивающем производство компьютеров. С принятием в 2010–2011гг. программ «Информационное общество» и «Национальная Программная Платформа», оно было оформлено и в России. Китай, защищенный от иноземного воздействия культурно-языковым барьером, выстроил с помощью канадского ИТ-вендора еще и охраняющий национальную кибертерриторию файервол (China Great Wall), а в свободное от свар с Google время напропалую цензурирует контент. К примеру, недавний китайский запрет в национальном сегменте Сети клипов Lady Gaga выглядит откровенной вкусовщиной, от которой избави нас Бог.

* * *

Информационная компонента киберпространства, превратившись в новую среду обитания человечества, напрашивается на правовое регулирование, менее привязанное к сложившейся в реальном мире традиции. Отношения собственности переносятся с явно слышимым скрипом. Попытки сформулировать базовые права личности выглядят не слишком убедительно в столкновении с действительностью, в которой применялось кибероружие Stuxnet, расцветала «арабская весна» и происходили лондонские погромы. Стремления политиков перенести в Вирт привычные в Реале представления оказываются не слишком успешными и малопродуктивными. Ведущие глобальные ИТ-корпорации действуют в киберпространстве как равные государствам субъекты международного права. По меньшей мере, часть возникающих при этом отношений уместно характеризовать неологизмом «киберколониализм».

---

[1]  «Киберпространство определяется как взаимозависимая сеть информационно-технологической инфраструктуры, включая Интернет, телекоммуникации, компьютерные системы и встроенные процессоры и контроллеры в критических отраслях промышленности» — определение, данное в подписанном президентом США документе National Security Presidential Directive 54/Homeland Security Presidential Directive 23 (NSPD-54/HSPD23).
[2]  Свобода. Софт. IT Manager № 7, 2011; Свобода. Киберпространство. IT Manager №8, 2011
[3]  Clinton H. Remarks on Internet Freedom. January 21, 2010
[4]  Sean F. Kane, B. T. Virtual Worlds, Real World Issues. // Landslide. 2008. V. 1. № 1
[5]  Sean F. Kane, B. T. Virtual Worlds, Real World Issues. // Landslide. 2008. V. 1. № 1
[6]  Morozov E. The Net Delusion – The dark side of Internet. 2011
[7]  Твен, М. Христианская наука
[8]  Morozov E. The Net Delusion – The dark side of Internet. 2011
[9]  Clinton H. Remarks on Internet Freedom. January 21, 2010
[10]  Clinton H. We Are Losing The Infowar. March 3, 2011
[11]  Holger Lutz Kern, J. H. Opium for the Masses: How Forein Media Can Stabilize Authoritarian Regimes. 2007